В общем-то, в этом не было ничего удивительного – малолеток лет двенадцати-тринадцати в больших городах потерять очень просто, а вот организованную группу старшеклассников найти можно по следу из спиртного и запаху рвущегося через уши спермотоксикоза.  Потому с предложениями от научных выставок и прочих сообществ, заинтересованных в культивирования патриотизма среди юных единиц американского общества, запестрили предложения об организации тех или иных мероприятий разной степени познавательности. Принимая в расчёт тот факт, что мамочка с папочкой радели за образование детишек, за расширение их жизненного горизонта и пустую квартиру недельки на две, махнули разрешение даже толком и не глядя. Диппер, впрочем, ничего против не имел, хотя, видит бог (ну или кто там за него), он с удовольствием вернулся бы и на это лето в Гравити Фоллз, если не к дядям, то просто  погостить у кого-нибудь из старых друзей. Отчего-то который год подряд его тихая надежда на возвращение к истокам накрывалась таким отменным медным тазом, что в пору было подозревать в череде нелепых случайности мистику. Но то ли мистика прекрасно скрывалась, то ли паранойя постепенно сдавала позиции, расфокусировав настороженность, но Пайнс не старался искать в происходящем двойного дна.
Всё лето колесить по стране? Чудно! Скататься в Европу? Почему бы и нет? Отправиться в Нью-Йорк на симпозиум по биоинженерии для старшеклассников? Дайте два!
Мейбл, конечно, рвалась вместе с братом не из своей внезапно проснувшейся тяге  к науке, нетушки, это был бы ну совсем фантастичный расклад. Просто магическое звучание названия Большого Яблока вызывало у неё обильное слюноотделение и разжижение мозгов, в которых бултыхались названия местных чудоковатых (для Диппера) злачных мест, диковинных крафтовых магазинов и прочего добра, который составляли глянец мира Мейбл Пайнс.
Потому все полгода до поездки тягать математику и прочие «скуууууууучные» предметы приходилось вашему покорному слуге.
(Диппер тихо молился о том, чтобы после симпозиума сестрице не взбрело голову связывать свою жизнь с биологией или физикой, пожалуйста, пожалуйста, пожа…)
Но, в любом случае, они здесь. Здравствуй, Нью-Йорк, ты готов?

Ещё с первых часов знакомств с городом Диппер осознал, что совершенно далёк от всех  радостей жизни мегаполиса. В смысле, ему и до того приходилось бывать в больших городах, но Нью-Йорк оказался совершенно огромным. Пайнс был почти уверен: стоит только зазеваться или расслабиться, как город размежует твою голову о тротуар и даже не пискнет, не моргнёт. Люди мелькали цветными пятнами, машины беспрестанно гудели, слепили яркими красками рекламы на экранах, переливались витрины, запахи вились вокруг носа издевательской змейкой – этот город жил так, как, кажется, никогда не доводилось жить ни одному из когда-либо живших потому что жизнь и энергия струились таким невероятным потоком, что не ощутить это было решительно невозможно. Мейбл, впрочем, была крайне воодушевлена и сияла, словно ёлочная игрушка в канун Сочельника. Волей-неволей, а Диппер чуть-чуть заразился, вечером он захотел даже пройтись по улочкам близ их отеля.  Близняшка, правда, уже давно упорхнула за покупками, сграбастав  в верные оруженосцы одного безнадёжно влюбленного в него ботаника. Женские чары  - убийственная вещь в руках этой маленькой девицы, покачивал головой Пайнс.
Мистеру Гилмору он честно пообещал быть на связи, не уходить далеко и быть в своём номере не позже восьми (максимум – половины десятого) вечера. В запасе у него было часа два – этого должного было хватить, чтобы приглядеться к местным кофейням, забегаловкам и местечкам, в которые можно было бы привести Мейбл.
Всё покатилось глубоко в задницу примерно в половину восьмого, когда Диппер оказался в центре чёртового нигде, с зарядкой на нуле и без единого понимания, где он вообще, блять, находится. 
- Через сквер будет станция метро, но я бы тебе, пацан, советовал лучше этот сквер обойти – там какие-то ребятки его держат: в лучшем случае – подрежут телефон, в худшем – тебя, - проконсультировал его пятый по счёту прохожий (остальные попросту игнорировали подростка, пологая, наверное, что он будет стрелять мелочь на сорокаградусный дешевый «проезд»). И только Диппер хотел уточнить, а каким, собственно, путём ему следует идти, добрый самаритянин благополучно свинтил. Приличный и воспитанный мальчик из хорошей семьи тихо ругнулся, помянул чёрта,  бога и свою любовь к неожиданным географическим открытиям, он покосился в сторону недружелюбной громады неухоженного сквера, перекрывающего своей массивностью пути к отступлению, взвесил «за», «против», попытался остановить еще хоть кого-нибудь и, наконец, собрал яйца в горсть и принял волевое решение: идти, нельзя идти в обход.
На самом деле, это было очень странно  - обычно ему хватало мозгов не загуливать так неосмотрительно далеко. В смысле, он прекрасно понимал, насколько это бывает интересно – изучать новые просторы и границы, но при этом свой маршрут он обычно старался отслеживать. Если уж не по точным  названиям улиц, то по каким-то опознавательным знакам. Тут же, куда бы он ни шёл  - вперёд или назад – ничего знакомого ему не попадалось. Вообще. Словно его преследовал какой-то трикстер, умелой рукой отводящий его взгляд подальше от вещей, который могли бы вызвать узнавание. С интернетом он тоже подгадил. С другой стороны, с новомодными смартфонами иногда такое бывает – они с ума сходят от своих возможностей и троят со страшной силой. Ну и роуминг, конечно. Шагая в пасть к неизвестности, Дипп сначала поставил телефон на беззвучный режим, а после, слегка поразмыслив, выключил вовсе. Пусть держит заряд и в себя приходит.
За день, привыкший к нескончаемой массе народа, который облеплял тебя со всех сторон (особенно в метро), в пугающе пустынном скверике он почувствовал будто бы невидимую стену, отделяющую это сонное царство и суетливую реальность. Редкие компании (весьма сомнительного вида, Диппер, не смотри, не смотри  - целее будешь), шевелящиеся тени… впечатлительность подростка добавила еще и запах упадка, но это, скорее всего, были домыслы. А между тем, чем дальше он шагал – тем явственнее ощущалось отсутствие жизни. Тусклый свет фонаря заставлял тонкую и прерывающуюся дорожку на грунте переливаться. И пока Пайнс не приглядывался, он мог запросто верить в то, что это – разлитый алкоголь или еще какая дрянь, но уж точно, не… кровь (тут он нервно сглотнул и настороженно огляделся). Крики, ругань, голоса – он не слышал этого, только далекий спасительный гул автотрассы, к которому стоило тянуться, стоило идти, обладай ты хоть толикой здравого смысла.
Но совесть внутри черепной коробки задребезжала мерзким колокольчиком. Дескать, ясно, Пайнс, понятно – человека там, может, можно ещё спасти, а ты за свою драгоценную шкурку переживаешь, хорош, герой, сказать нечего.
Провокация была очевидно глупая, очевидно рисковая, но, эй, ему уже приходилось спасаться от опасности куда более весомой, чем местные психи-убийцы, так что, глядишь, и в этот раз пронесет. Но ключи от номера штоком вперёд – чтобы смотреться, конечно, очень грозно.
Сначала Пайнс шёл по следу, вздрагивая от каждого постороннего шороха,  замирая, стоило только буйному воображению нарисовать темную фигуру у ствола хилого тополька. После он услышал тяжёлое дыхание и хрипы. В профиль (правильный такой, красивый, оценил Пайнс) к нему сидел, повалившись на спинку скамейки, юноша. И что-то шептала Дипперу, что красное – не клубничный джем.
- Эй, эй, - несмело позвал Диппер, осторожно сокращая расстояние между ними. – Вы… вы ранены? Вам нужна помощь? Ох, пресвятые… -
Это он оценил весь масштаб поражений, коснувшийся, в основном, правой стороны туловища незнакомца. Фееричный кровавый фарш вперемешку с лоскутами черной кожанки. Не сказать, что он не видел вещи похуже  - видел, но спокойная и размеренная жизнь несколько лет подряд разморили его, размягчили. Но настоящий страх не тормозил его, хотя, признаться, три секунды он просто пялился на увечья этого несчастного молодого человека, уже, наверное, чисто интуитивно силясь догадаться, что именно у него повреждено, как с этим быть и вообще что делать.  Но на всякий случай он уже лез за телефоном, неровными пальцами пытаясь найти эту проклятую кнопку питания.
Кровь, господи, сколько крови.
- Я… Я вызову скорую. Расскажите пока, что с вами случилось, я постараюсь помочь, - он не слишком уверенно касается чужого вроде бы здорового предплечья левой руки, хаотично размышляя, как поступить дальше.