... Сказки говорят, что древние короли Камбрии имели такую власть над своим краем, что с вершины окрестных холмов могли заклинать и переменять погоду, сообразуясь со своим настроением. И то ли эти почтенные пращуры были весьма переменчивы, то ли магия эта действовала не слишком-то долго - а только климат на этих просторах, как говорят, меняется каждый час.
Томас Шарп, конечно же, не был ни магом, ни королем, ни просто ярмарочным зазывалой,- но день, когда Аллердейл-холл должен был получить новую госпожу, выдался на удивление мрачным и дождливым, словно природа - консервативная старуха - оплакивала наступление перемен.
Жених с невестой, сестра жениха, и два свидетеля - мистер Тафф и его помощник, с величайшей охотой согласившиеся на подобную честь - мерзли в ожидании церемонии в местной церквушке, пока преподобный отец с бледной улыбкой сновал по своим владениям, проверяя, все ли готово к началу церемонии. Сладкая улыбка не могла скрыть его недовольства: последние баронеты Шарп предпочитали венчаться в Карлайле, а то и в столице, и для него это был редкий шанс получить щедрое пожертвование и позабавить прихожан давно позабытым блюдом. Теперь же, хотя церковь была открыта и у дверей иногда показывались любопытные физиономии горожан, мало кто решался остаться на торжество в такую сырую погоду.
Впрочем, особой торжественности и не наблюдалось. Мистер Тафф, чинно стоя в сторонке и выжидая момент, когда нужно будет ему приступить к своим обязанностям, вел беседу с помощником; невеста, одетая не то чтобы наспех, но явно без должной торжественности, восседала в своем кресле, выкаченном ближе к центру; жених, бледный больше обычного - настолько, что цвет его щек в тусклом золотом свете свеч почти спорил с оттенком его крахмального воротничка.
Покинув нареченную, он стоял сейчас рядом со своей сестрой - и было заметно, что рядом с ней он чувствует себя куда как уютнее, чем рядом с невестой, возле которой хлопотала одна только верная горничная.

- Еще немного, и вместо свадебной кареты придется звать лодочника,- дрожа, как осиновый лист, проговорил Томас, пытаясь кое-как завернуться в пальто, наброшенное на плечи в ожидании начала венчания.- Ты не мерзнешь? У тебя ледяные руки, Люсиль,- в его светлых глазах промелькнула тревога, когда, в нарушение всех запретов, установленных в церкви, в частности, негласного запрета проявлять родственную любовь перед лицом Бога, он взял руки сестры в свои и прижал их к груди, порываясь согреть.
Его собственные зубы выбили дробь.

Рот Томаса сжался в одну длинную линию, шея напряглась, словно ему предстояло перенести тяжкий груз. Он даже не оглянулся в ответ на полный ненависти призыв,- но, отняв руки, принялся теребить фамильный перстень, которому только недавно искусный гравер придал надлежащий вид. Витиеватое J под его резцом превратилось в смягченную Т,- и, пожалуй, точнее, чем в этом графическом каламбуре, невозможно было бы отразить всю суть перемен, случившихся в древней фамилии: жестокий и властный сэр Джеймс передал пагубное наследство своему отпрыску, дав тому тонкий вкус, изнеженные манеры, но, ко всему, затаенную глубоко в сердце жестокость.
- Ее?- переспросил баронет с усмешкой, отразившей, что он смотрит на происходящее иначе, чем обожаемая сестра.- Что ты от нее хочешь, Люсиль: дочь торговца, который промышлял опиумом и рабами. Ты думаешь, наш отец промедлил бы заключить подобный брак, продав собственных детей, как породистых собак? Боже!- его трясущаяся рука, поднявшись, начертила на груди давно забытый знак креста. В глазах молодого человека выступили слезы; пытаясь задушить их, он кусал губы, но те все равно потекли, крупными каплями упали на белый жилет и накрахмаленную манишку. Дрожь волнами промчалась по телу клятвопреступника.- О, Боже мой, дай мне сил!
- Сэр?
По-видимому заметив недоброе, мистер Тафф, чей интерес к совершавшейся сделке был вполне понятен, с тревогой сделал движение к своему клиенту; обладая достаточной проницательностью, чтоб понимать подоплеку происходившего - пусть только ту часть, которая была на виду и касалась одних лишь имущественных дел - он видел и понимал, что, не будь на поместье долгов, баронет мог бы рассчитывать на куда более выгодную партию, чем калека. Терзания Томаса не укрылись от него, хоть и были истолкованы лишь с материалистической точки зрения,- и вот теперь, как видно, стряпчий всерьез опасался, что его клиент просто сбежит, предпочтя благородную нищету браку, больше напоминавшему тюремное заключение.
Этого, как понятно, поверенный допускать не желал.
- Сэр, вам нехорошо?
- Нет, все... все в порядке, я... это волнение,- с улыбкой, которая, словно гусеница, извиваясь, ползла по его лицу, проговорил молодой человек, успокаивающе взмахивая рукой.- Не каждый день, мистер Тафф, выпадает... такое счастье.
Стряпчий понимающе улыбнулся, и обратился к проходящему мимо священнику, как очевидно, выражая обеспокоенность за промедление, угрожающее твердости воли его подопечного. Тот, жестикулируя так, что ему позавидовали бы его братья, сторожащие паству на папских равнинах, заверил, что все готово и вот-вот можно будет начинать.

Томас вновь стиснул руку сестры.
- Я приду вечером,- в его лице, впервые с начала этого сурового дня, отразилась твердость, почти лихорадочная уверенность. По взмаху капельмейстера мальчики затянули церковный гимн, невеста оглянулась, и все, как один, участники церемонии начали выражать приглашение для жениха занять свое место.
Лицо баронета сделалось мертвенно-белым.
- Я приду,- повторял он, как заклинание, которое помогло бы ему перенести надвигающуюся грозу.- Я обязательно приду, жди меня, слышишь?

Если бы Томас Шарп верил в карму или хотя бы в то, что мученичество и страдания отбеливают грехи твои перед Творцом, с этого дня он погряз бы в самых страшных пороках. Время, которое для его сестры подернулось туманом, в его памяти отпечаталось с четкостью, способной довести до безумия.
Он видел, как капли пота выступили на носу у священника; замечал пятна на его торжественном облачении; видел, как прямо в самой середине обряда у Памелы зачесалось под левым ухом - и она, не смея нарушить священный чин, будто бы невзначай то и дело потиралась головой о плечо. Такая ясность граничила с помешательством и напоминала картины Босха - и что ужасней всего, он был их участником, но не интересующимся зрителем, который имеет возможность в любое мгновение отойти от холста.

... И все же, все же он вытерпел это. Холодный чужой голос, прозвучав из его горла, проговорил безразличное "да" - и лишь в тот момент, когда преподобный потребовал именем бога назвать все причины, могущие послужить препятствием к заключению брака, потребовались все силы, чтобы не дать крику вырваться из груди.
Какое лицо было бы у невесты, и у этого лоснящегося старика, вооруженного золотым крестом, если бы он назвал им действительные причины! Как вытянулись бы физиономии мистера Таффа и его спутника: "Понимаем ваши затруднения, сэр, но, черт побери, вы ставите в крайне затруднительное положение нас".

- Wilt thou have this woman to thy wedded wife, to live together according to God’s law in the holy estate of matrimony? Wilt thou love her, comfort her, honour and keep her, in sickness and in health; and, forsaking all other, keep thee only unto her, so long as ye both shall live?*
- I will.

"Я, Томас Шарп, называю причину, по которой сей брак не может состояться. Я незаконно женат, женат на своей полнородной сестре, леди Люсиль, и люблю ее, почитаю и слушаюсь, от настоящего дня и до Страшного суда, пока бог не покарает меня и не заставит гореть в Геенне вечности".

На мгновение он обернулся и бросил короткий взгляд на любимое лицо. Он делает это для нее, он сделал бы это еще сто раз, и десять. Что ему бог, что все его ангелы, пока ласковые глаза смотрят на него без слез, пока в них не горит его осуждение?
Свидетель, кашлянув с деликатностью, вернул жениха к происходящему.
- ... и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

... Когда все закончилось, он наклонился, оставляя бесстрастный поцелуй на румяном, от духоты или от напряжения, лице мисс Аптон. Уже миссис Шарп. Свидетель пытался заговорить о том, чтобы вынести обретенную спутницу из храма божьего на руках - но умолк, видя, что клиент, кажется, готов вот-вот упасть в обморок. Бесчувственная рука легла на ручку кресла-каталки - и так, словно нянька в приюте, он вывез, вытолкал жену из храма, под проливные струи дождя.
Оставался обед, дорога домой - а потом все.

* традиционная форма клятвы в англиканской церкви.
Не решился перевести ее из-за обилия устаревших слов и выражений; общее содержание, думаю, всем известно. Любить, лелеять и почитать, в здравии и болезни... пока смерть не разлучит вас.

Отредактировано Thomas Sharpe (2016-05-20 08:40:49)

Любезность верного представителя семейства, многие годы служившего штурманом в море акций и ценных бумаг, а теперь еще взявшего в свои руки руль утлой семейной лодки, грозившей пойти ко дну, словно "Капитан", со всеми своими пассажирами, любезность, за которую этот рассудительный человек рассчитывал получить явно иную награду, чем благословение многочисленных потомков новоиспеченной леди Шарп, любезность эта, повторяем мы в третий раз, не осталась незамеченной. Томас, лицо которого уже не напоминало извлеченный из могилы труп без признаков дыхания, то ли от волнения, то ли от нескольких капель вина озарилось мягким румянцем, поднял руку, показав, что он собирается ответить на речь.
Игра крови еще больше подчеркнула юность баронета - и если бы чей-то сторонний глаз взглянул сейчас на новобрачных, он без сомнения, поинтересовался бы, с каких пор британские женщины стали брать себе несовершеннолетних рабов.
Поднявшись в ответ на приветствие, он с улыбкой, уже не напоминающей трупный оскал, выслушал говорившего, и поднял бокал.
Желтоватый свет ламп заиграл в гранях; конечно же, это был не фамильный хрусталь в Аллердейл-холле, но жаловаться было грешно, тем более, что изящные чаши, форма которых, по легенде, скопирована была с груди королевы Франции, давно были или распроданы, или растащены мародерами, охочими до господского добра.
- Мистер Тафф... дамы и господа,- он глубоко вздохнул, словно пытаясь воодушевиться, стараясь не смотреть в лицо сестры, словно оно было святым распятием, перед которым ему предстояло дать ложную клятву.- Я счастлив, что вы, все здесь собравшиеся, явились, чтоб разделить со мной... с нами, это поистине незабвенный день. Мы с... леди Шарп,- он шире улыбнулся, бросим беглый взгляд на невесту (уже жену), и сделал шаг вбок, приблизившись к ней, создавая подобие семейного портрета, хоть сейчас вызывай на место фотографа с черной простыней,- нашли в ваших сердцах истинное тепло и самую крепкую дружбу. Благодарю вас всех за то, что вы вселили в нас веру в будущее. За него!- узкая рука взметнулась вверх, и несколько капель шампанского, этого непременного атрибута всех свадеб, упало на стол.

Взгляд мистера Таффа показал, что сейчас лучшее время для поцелуя. Повинуясь ему, молодой человек наклонился и коснулся губами,- нет, не щеки своей спутницы жизни, а торопливо поднятой к самому лицу ладони.
Взгляд Памелы, уже повернувшейся к мужу, блеснул разочарованием, она нетерпеливо ерзнула в кресле - но было поздно; баронет выпрямился, и почти жадно припал к краю бокала, глотая шампанское с твердостью человека, вознамерившегося напиться до бесчувствия.

HMS Captain — броненосец британского флота, затонул 1870, не прослужив и четырех месяцев. Одна из крупнейших катастроф в истории флота их величеств в XIX веке.

По всей видимости интерес почтенного стряпчего к незамужней даме не остался незамеченным, ибо новобрачный тут же жестом попросил налить себе еще Клико; когда же это пожелание было исполнено, он повернулся к Люсиль, и продолжил:
- И конечно же, Бог мне свидетель - та, кому я обязан всем, и кому благодарен... за все. Люсиль,- его брови заломились, а по лицу прошла судорога, как будто оно было фарфоровой маской, грозившей вот-вот расколоться,- Люсиль, я обещаю тебе: все, что ты сделала для меня, все, что дала, все, что ты... значишь для меня - я возвращу сторицей. Я... обещаю тебе, что...- его дыхание прервалось.
Повисла пауза. Даже спутник мистера Таффа прекратил меланхолично жевать и уставился на баронета, который явно переводил дух, борясь с влагой, выступившей на глазах. В лице застигнутого врасплох гостя отразилось непонимание, а потом и общее для всех собравшихся чувство - замешательство.
Памела сдвинула брови.

Однако шафер не был бы сам собой и не был бы столь удачлив в выбранном деле, если б позволил буре ударить в этот едва вышедший в море корабль; рассмеявшись, он поднял бокал и поднялся, подхватывая прерванную нить.
- Мистер Томас, послушать вас, так вы женитесь на леди Люсиль,- шутливый тон и последовавший за тем смех словно сдернул пелену оцепенения, опустившуюся на гостей. Памела рассмеялась, клерк услужливо хихикнул следом за патроном. Герой дня, которому наконец удалось справиться с голосом, смутившись - не настолько, впрочем, чтоб вызвать новую паузу и новое недоумение - с виноватой улыбкой поднял бокал.

- За милых дам! Леди Люсиль!- стряпчий отсалютовал бокалом, а затем с подчеркнутой торжественностью обратился к Памеле,- Леди Шарп. Полагаю, вас уже можно так называть? За вас, дорогие дамы, и за то, что вы украшаете своим присутствием наши суровые земли, принося нам и солнце, и цветы, и эту юную весну.

Новое пожелание было встречено более чем благосклонно. Шутки и смех совершенно изгладили с полотна беседы оплошность баронета; впрочем, чтоб заслужить прощение, от него потребовался новый подвиг, подсказанный настойчивым взглядом ангела-хранителя. Едва пригубив вино, Томас вернулся к жене и, наклонившись, на сей раз коснулся беглыми губами ее щеки.
- Браво, ну наконец-то!

Наградой ему были не только аплодисменты. Мисс Аптон - о боже, боже, нет, миссис Шарп - блестя глазами, схватила его руку и сжала ее в своей, да так, что у него побелели пальцы.
- У меня есть сюрприз для моего милого Томаса,- вдруг объявила она, разрумянившись, словно в лихорадке и энергично кивая, как будто бы закрепляя право и делать, и говорить все что задумала, в качестве новой владелицы дома.- В честь нашей свадьбы я хочу, чтобы вы, мистер Тафф, наняли рабочих и заказали самых лучших обойщиков и меблировщиков, где сочтете нужным. В Глазго, в Карлайле... в Лондоне... Родовое гнездо должно быть приведено в надлежащий вид, и я ничего не пожалею для этого. А пока будет производиться ремонт, мы с ним поедем... в свадебное путешествие!- она пошевелилась на своем стуле, и, кажется, если б могла, то подпрыгнула бы на нем, словно девочка.- Зная, как Томас любит Италию, я бы желала, наверное, попасть в Милан. Или в Венецию, там в это время года должно быть чудесно!

Поистине, сама судьба ворожила в этот день мистеру Таффу быть миротворцем; впрочем, стычка между женой и сестрой баронета удивила и встревожила его несколько меньше, чем холодность новоиспеченного главы семейства к супруге. "Три бабы да гусь - вот вам и базар", говорит пословица, и стряпчий в глубине души пожелал своему клиенту терпения жить между двумя фуриями, каждая из которых будет рвать из него куски.

- Леди Люсиль - воплощение англичанки,- с примирительной улыбкой проговорил он, глядя на баронета и вновь занимая свое место за столом. Затем его взгляд перешел на Памелу.- Позвольте рассказать вам об одной вещи, отличающей британцев среди всех народов мира. Отец рассказывал, что когда он служил помощником адвоката в Лондоне,- он сделал паузу, во время которой слуга наполнил его бокал,- на Пэлл-мэлл стрит появились первые газовые фонари. Тогда подобное освещение было страшно дорого и довольно-таки опасно; и вот, вообразите себе, все аристократы мгновенно возжелали ввести в своих поместьях такие же фонари. Начался ужасный ажиотаж, прислуга и нанятые инженеры перекапывали дорожки и газоны, подводили трубы к истопным машинам... Одним словом, не прошло полугода, как везде, просто повсюду в богатых особняках полыхали газовые огни. Естественно, газовые компании получили огромные деньги - и вот осветился не только район Вестминстера, но и Сити, и дальше, дальше... И, разумеется, как только эта благостыня достигла Уайт-чепля, вся аристократия, как один, отказалась от фонарей. Я говорю это к тому, сударыня, что, покуда путешествия к другому краю земли были уделом немногих, английские леди из высшего общества могли, позабыв о благах цивилизации, сопутствовать своим мужьям и отцам. Но теперь, когда отправиться на воды к Лазурному побережью или же навестить салоны заокеанских кузин стало едва ли не так же просто, как навестить соседку по дому, наша аристократия предпочитает запереться дома и не отрываться от домашнего очага.
Этот пространный рассказ произвел должное действие: новоявленная леди Шарп прикусила губу и с досадой взглянула на героиню многословного восхваления. Изо всего сказанного она уловила лишь противопоставление привычек аристократов, походивших в этом повествованьи на сильных и гордых птиц, и маленькой серой гусеницы, которая смотрит на них со страхом и завистью, боясь быть расклеванной и желая парить в небесах, как они.

Пока шла эта дамская перепалка, столь многократно воспетая в светских романах, и вполне достойная к увековеченью в качестве иллюстрации последней схватки между старыми аристократами и скоробогачами, нажившими деньги на труде новых рабов, тот, из-за кого, собственно, разгорелась битва, не произнес ни звука, предоставив Люсиль в одиночестве защищать права единственной владелицы Аллердейл-холла - и его самого.
Слова новоиспеченной супруги обрушились на него, словно камнепад, оглушили и сбили с ног - и вовсе не потому, что в ее планы входила непременная разлука с Люсиль. Такую возможность Томас не мог допустить даже в случае конца света: ему легче было представить себя обезноженным или смертельно больным, чем оторванным от нее. Владелец Аллердейл-холла поражен был тем, с какой легкостью, чуть ли не у него под носом, мисс Аптон принялась строить планы на его будущее - так, словно он был просто безмолвной игрушкой, купленной ей у захожего торговца.
Сказать правду, ярмарочная фигура, именуемая в церковной книге как леди Томас Шарп, занимала в его мыслях не больше места, чем муха, зудящая под потолком вокруг ярко зажженной люстры. Теперь, когда состояние переходило в руки ее мужа по всем законам, Томас совершенно утратил интерес к своему новому положению, и новым обязанностям, принятым в церкви перед лицом народа. До слов, столь решительно брошенных Памелой, его занимали планы на заказ первых частей будущей машины, эскиз которой он намеревался закончить уже завтра к вечеру... но теперь... теперь...

Поэтому новое заступничество стряпчего пришлось как нельзя кстати. Впрочем, баронет и сам не собирался играть роль котенка, которого, нарядив в розовый бант, избалованная именинница таскает по всему дому и наряжает в кукольные платья.
- Дорогая,- через силу проговорил он, поправляя длинными нервными пальцами заложенную салфетку.- Ваше предложение... ваше пожелание, разумеется, весьма приятно, и значимо для меня, но оно совершенно неприемлемо, потому что не учитывает нескольких весьма важных вещей. Но об этом, я думаю, мы поговорим после, и не станем отнимать время этих достойных джентльменов, оказавших нам любезность и дружеское участие.
Вся эта отповедь, высказанная сухим тоном, едва ли не сквозь зубы, и совершенно несходная с теми речами, какие влюбленная женщина, едва перешагнувшая церковный порог, ждет от мужа, подсказали проницательному уму мистера Таффа, что пора убираться. Человек достаточно ловкий, и проведший отнюдь не всю жизнь за конторкой в маленьком провинциальном городе, он уже понял, что ожидает в замужестве новую леди Шарп - и лишь усмехался в душе, сам с собой строя догадки, как скоро после свадьбы придется разбирать дело о разводе.
Одним словом, не прошло и четверти часа после этой небольшой стычки - четверти, наполненной весьма неловким молчанием и опущенными в тарелки глазами - как мистер Тафф поднялся, складывая салфетку и учтивым поклоном давая понять, что счастье от пребывания в обществе знатных клиентов было велико, но не бесконечно.

- Прошу прощения, сэр... мадам, и вы, леди Люсиль,- произнес он с величайшей деликатностью; под его пристальным взглядом недогадливый помощник поспешно поднялся, пытаясь, не прожевав, проглотить последний кусок.- Но семейные дела и дела конторы заставляют нас откланяться. Еще раз мои поздравления и всего наилучшего. В скором времени я навещу вас, надеюсь, с приятными вестями по поводу нашей отчетности. Экипаж будет в вашем распоряжении... и, сэр Томас, не позволите ли вас на два слова?

Молодой человек бросил быстрый взгляд на сестру.

Если бы это известие было единственным, свалившимся на голову баронета в этот день, и без того полный терзаний и тревог, то весьма вероятно, неосторожным движением или словом он выказал бы тревогу, коснувшуюся его души. Но единожды прогремевший над головой гром уже напомнил молодому человеку о необходимости скрывать свои чувства - а потому добычей мистера Таффа, единственной его добычей на случай, если бы тот хотел проникнуть в тайну исчезновения психиатра, был лишь изумленный взгляд голубых глаз, чистых, как у ребенка.
- Доктор Робертс? Кто это? Ах да, кажется, это врач, который навещал леди Люсиль после... после ее возвращенья домой. Простите,- видимо смутившись, проговорил молодой муж,- мы с ней так старались забыть все, что связано с этими кошмарами прошлого, что, кажется, нам это слишком хорошо удалось. Так вы говорите, что этот достойный эскулап исчез, какое несчастье,- молодой человек покачал головой ровно с той смесью равнодушия к чужой смерти, которой свойственно все людям, и хорошего тона, что предписывает сочувствие ближнему.- Жаль, очень жаль, Люсиль испытывала к нему определенную... привязанность, а теперь предстоит искать нового врача, если вдруг... возникнет необходимость. Что ж, очень разумно с вашей стороны, что вы сообщили об этом лишь мне... и благодарю вас за письмо,- баронет двумя пальцами взял конверт, развернул его к себе и прочитал надпись.
- Странно лишь, что полиция снеслась с вами, вместо того, чтоб адресоваться напрямую,- заметил он, вновь выказывая некоторое удивление. Собеседник, которому лишь недавно пришлось несладко из-за неуступчивого характера нового баронета, не мог не заметить, что теперь тот уже совершенно владеет собой.
- Это письмо мне доставил нарочный из округа N.,- просто ответил поверенный.- По всей видимости, местная полиция вначале снеслась со своими коллегами, а от них уже адресовалась ко мне. Вы с леди Люсиль были в отъезде, и у меня не было полной уверенности, что вы вернетесь, как ожидалось, к началу мая.
Томас коротким кивком встретил это объяснение.
- Разумеется, мы, леди Люсиль и я, дадим все необходимые пояснения инспекторам. Разумеется, за исключеньем того, что составит врачебную тайну; надеюсь, вы понимаете,- молодой человек улыбнулся, и, невозмутимо сложив послание пополам, убрал его в нагрудный карман. На его лице появилась улыбка.
- Признаться, у меня не хватает слов, чтобы выразить вам свою признательность, мистер Тафф. Вы - истинный друг и советчик, на которого мы с леди Люсиль всегда можем положиться.
- Надеюсь остаться им же и впредь,- поклон говорил о том, что беседа окончена и два джентльмена, волей судеб ставшие поверенными благородного дома Шарп, готовы покинуть поле боя, оставив баронета в обществе двух дам. Последовали слова формального прощанья, после который новобрачный вернулся за стол, с которого прислуга уже убирала десерт.

- Пожалуй, нам также пора,- поправляя манжеты, все с той же несколько застывшей любезностью проговорил он; пальцы помимо воли коснулись фрачного лацкана, под которым, напротив сердца, лежало переданное послание.- Если, конечно, вы, дамы, не желаете побыть здесь еще какое-то время. Но в любом случае, всем еще необходимо выпить по бокалу вина, пока готовится экипаж. Вы не возражаете, дорогая?- занимая свое место между двумя женщинами, словно Улисс, пытающийся проплыть меж Сциллой и Харибдой, молодой человек улыбнулся жене, в то время как рука, невидимая ее взору, нашла и сжала локоть Люсиль.

Недовольство, выказанное новобрачной с той прямотой, какая отличала в свое время и леди Беатрис, и имевшее целью наказать и, выражаясь фигурально, "поставить в угол" мальчика, отданного под ее власть, возымело свое действие. Правда, несколько не такое, на которое новоявленная леди Шарп могла рассчитывать: вместо того, чтоб униженно пасть к ее ногам и молить о прощении, Томас поднялся и, едва пригубив из бокала, отдал прислуге распоряжение об отъезде.
Пока горничная, разумеется, не допущенная к общему столу, и дожидавшаяся, пока закончится этот престранный свадебный обед, одевала невесту, молодой человек отошел к окну, где в нетерпении принялся барабанить пальцами по облупленной деревянной раме. Нетрудно было догадаться, что известие, полученное от поверенного, взволновало его и направило мысли в какую-то область, явно причинявшую беспокойство; однако же, вместо того, чтобы прочесть переданный документ или же разделить свои опасенья с сестрой, как этого можно было бы ожидать, он предпочел пребывать в одиночестве. Больше того - взгляд, брошенный на Люсиль, как показалось Памеле, был полон некоего предупреждения, о содержании которого она могла только гадать.

Сборы были короткими и напоминали бегство; вчерашняя мисс Аптон не успела оглянуться, как ее кресло было уложено и кое-как привязано сзади к большому черному экипажу, любезно одолженному в распоряжение баронета,- а сама она очутилась на руках Томаса, решившегося наконец-таки вспомнить свадебные обычаи и самолично вынесшему ее из дверей, под поздравления случайных прохожих. И хотя это вовсе не было похоже на тот восторг, что сопровождает молодоженов у церкви и звучит для любой невесты слаще ангельских напевов, это обстоятельство примирило ее с небрежением, выказанным ей до этого мига.
Правда, молодой человек, едва усадив ее на скамейку, тут же исчез, вынырнув из кареты, чтобы помочь леди Люсиль; это движение было так стремительно, что переполненная радостью супруга не успела излить на него, как ни пыталась, даже каплю той нежной привязанности, которую теперь, после заключения брака, ей казалось скрывать невозможно, да и не нужно.

... Рука молодого человека стиснула локоть сестры. У них было всего несколько мгновений, пока Люсиль подбирала трен, поставив крошечный башмачок на выставленную подножку экипажа - и он прошептал, наклонившись так низко, что край ее шляпки едва не задел его по лицу.
- Ищут доктора,- его взгляд лихорадочно блеснул, тонкие губы поджались в узкую белую черту. Шумно вздохнув, словно пытаясь вернуть себе присутствие духа, Томас проговорил, силясь улыбнуться.- Против нас ничего нет.

Быстрый взгляд в сторону невесты, издавший этот совершенно неприличный для молодой леди звук, показал, насколько новоиспеченный супруг был счастлив от подобного соседства; впрочем, его взор тут же обратился к окну, по которому вновь припустивший дождь писал своими чернилами какой-то сонет неуемной тоски. Пальцы Томаса нашли под тонкой перчаткой фамильное кольцо - но лайка слишком туго облегала ладонь, и баронет принялся теребить пуговицы, скреплявшие ее край.
Ему не меньше Люсиль хотелось скорей ознакомиться с посланием, переданным мистером Таффом; пожалуй, тайна, сокрытая в его нагрудном кармане, терзала молодого человека даже сильнее, чем его спутницу и сообщницу. Пару раз он порывался послать к дьяволу очередные приличия, и прочесть письмо прямо здесь - но благоразумие удерживало от поступка, который, без всякого сомнения, привлек бы всепроникающее любопытство новой леди Шарп.

- Завидую вам, Памела,- превозмогая нежеланием говорить, он заставил себя повернуться к супруге, растягивая тонкие губы в улыбке, в которой было столько же радости, как в могильном камне, расколотом во всю длину.- Вот что значит детство и юность, проведенное в тихом городке, на вольном воздухе, в лучах солнца. Я ни о чем так не мечтаю, как о том, чтоб оказаться возле горящего камина и выпить чашку горячего чаю. А ведь вы встали гораздо раньше меня... Впрочем, готов биться об заклад, это последствия волнения: едва вы почувствуете, что все позади...- он взглянул на Люсиль, в сотый раз поправляя пуговицу на перчатке.

... Под колесами, съехавшими с утоптанной дороги, сперва хрустнул и заскрипел гравий, а затем начала чавкать, мягко покачивая экипаж, красноватая грязь - верный знак приближения Аллердейл-холла.

Казалось, близость родных стен, из которых он так стремился бежать, вернула Томасу спокойствие и присутствие духа. Теперь же, как рыбка, выуженная любопытным мальчишкой из пруда, и отпущенная назад, он готов был с радостью нырнуть в темные воды, куда не проникал пугающий солнечный свет, и где с детства ему был знаком каждый уголок и каждое укромное место.
Заметно повеселевший и ободренный, баронет выбрался из кареты, чтобы помочь выбраться своим спутницам; на его губах играла легкая, но вполне искренняя улыбка. Даже вид старика-ирландца и горничной, которая, разумеется, не заслуживала места в господской коляске, а потому протряслась всю дорогу рядом с кучером, пытаясь укрыться от непогоды под тонким плащом, а потому теперь больше напоминала пугало, вызвал в нем почти неомрачимую радость.
Забывшись, он сжал руку сестры, уже шагнувшей из тесной кареты, и пылко привлек ее к себе, как если бы они вновь вернулись в Аллердейл-холл после долгого отсутствия.
- Боже, как здесь хорошо, Люсиль!  Даже дышится по-другому...- его взгляд с нежностью, как кудри капризной любовницы, ласкал острые крыши, навершия башенок и темные впадины окон. Переполненный чувствами, он обхватил плечи своей сообщницы рукой.- Теперь... теперь уже скоро. Боже, как я хочу, чтобы это случилось! Если б я мог, я отдал бы десять лет жизни за то, чтоб увидеть, как изменится этот дом, как все вокруг расцветет, как его наполнят радость и детский смех...
Он осекся и, быстро потупившись, тут же заулыбался с видом провинившегося школьника.
- Прости, я...

Его признание прервал смущенный возглас. Памела, до которой долетели только обрывки разговора, как это часто случается с женщинами, истолковала их к своей пользе, и, залившись краской, теперь смущенно сжимала ладонями лицо, не то стремясь скрыть румянец, не то напротив - всячески подчеркнуть его.
- Пощадите мои уши, сэр Томас; еще и шести часов нет, как мы с вами - законные супруги,- пролепетала она, выглядывая вслед за Люсиль в поисках коляски, которую старый ирландец никак не мог отцепить от задов экипажа и подать новой хозяйке дома.
Выражение лица Томаса мгновенно переменилось. Но следом за этим он сделал то, что, кажется, мог бы только пылко влюбленный: бросив быстрый взгляд на сестру, он стремительно повернулся и, до половины нырнув в карету, вернулся на свет божий уже с увечной супругой на руках.
Решительным шагом, почти бегом, баронет направился к парадному крыльцу, сопровождаемый по пятам бегущей служанкой, едва успевшей распахнуть перед ним двери. Не останавливаясь, молодой человек буквально взлетел вверх по лестнице до второго этажа - прямо к тому месту, где новоявленная миссис Шарп пересела из обычной каталки в легкую складную, с которой ей было бы удобнее путешествовать.
Деревянная рама скрипнула, когда он скорее сгрузил, чем бережно усадил свою ношу,- и выпрямившись, повернулся к горничной.
- Помогите... леди,- было заметно, как по щекам баронета перекатились желваки; не произнеся больше ни звука, новобрачный сбежал по ступенькам, на ходу расстегивая пальто, и почти срывая его со своих плеч.

Молодой человек бросил быстрый взгляд на дверь и вынул из кармана сложенное письмо.
- Это мне передал мистер Тафф. С его слов, исчезновеньем доктора заинтересовалась полиция,- мгновение он держал конверт в руках, колеблясь, развернуть ли самому или сперва удовлетворить любопытство сестры, и в конце концов протянул ей зловещее, как шкатулка Пандоры, послание.
- Он сказал, что им удалось отследить его поездку до города... или он оставил какие-то указания я клинике. Прости, я не понял, или, возможно, невнимательно слушал,- пальцы, держащие документ, слегка сжались.
Не выдержав, он почти впихнул бумагу в руки Люсиль и порывисто отвернулся, комкая в руке опустевшую бумажную оболочку, этот покров беды, посланный ему неизвестной Деянирой.
- Сегодня, когда стемнеет и... миссис Шарп уляжется спать, я сам наведаюсь... туда. Лед уже должен был стаять,- голос баронета дрогнул, и в нем появились нотки страха.- Говорят, трупы всплывают, если не привязать груза. Правда, мистера Робертса мог отяготить его вес в научных кругах,- напрягшиеся мышцы на нее показали, что Томас силится улыбнуться, но это у него вышло не слишком-то хорошо, и баронет повернулся к собеседнице.
- Ну, что там? Читай!

... Склонившись над страницей голова к голове, скользя черными зрачками по ровным строчкам, Томас вместе с сестрой читал послание, прозвучавшее для него как первый, пока еще отдаленный раскат грома. Если у молодой женщины всплывший - почти в буквальном смысле слова - почтенный эскулап вызвал лишь приступ гнева, быстрое воображенье ее сообщника нарисовало реальную, но от этого вполне пугающую перспективу.
Сидя в одиночестве взаперти в детской, а поздней - проводя долгие часы на чердаке, любопытный наследник пристрастился к рисованию, а от него вполне плавно перешел к изучению анатомии, которое, разумеется, не обошлось без курьезных и даже опасных случаев.
Разумеется, баронет ни тогда ни теперь не мог даже помыслить, что это знание вернется к нему в столь уродливой и несвоевременной форме.

Строчки начали плыть у него перед глазами. Томас почувствовал, как задрожала его рука, как эта опасная дрожь распространилась по всему телу... а затем так же внезапно прошла. Как и всегда, в моменты испытаний, они с Люсиль уравновешивали друг друга, словно стремясь восполнить недостающие части целого.
- Поди сюда,- он протянул руки, ловя трепещущие, словно цветы, пальцы сестры, принимаясь успокоительно гладить их. Все еще держа ее ладони в своих, молодой человек, словно лианой сплетенных рук, одним долгим движением обхватил ее, прижимая к себе точно так же, как некогда его заступница укрывала его самого от нависших туч. Острый подбородок уперся в плечо Люсиль, когда сообщник начал тихонько покачивать ее из стороны в сторону, словно танцуя.
- Наглость и беспардонность. О да. Да, моя дорогая,- жаркое дыхание щекотало шею и ушко молодой дамы. Странная тайная радость отразилась на бледном лице, когда Томас принялся нашептывать своей незаконной жене, не переставая двигаться, с жаром, хватая сперва губами, а потом и зубами ее платье.- Они придут, придут к нам с тобой, они захотят оторвать, разлучить нас. Но что они увидят, подумай? Даже если телега и груз собственной важности не похоронили достойного доктора Робертса в шахтах под этим домом - что? Бродягу без имени, без примет, без одежды... Пьянчугу, который заблудился на пустошах... Доктор Робертс, твой доктор Робертс - он был на станции, он купил билеты до Лондона, он сел в поезд... все это видели не менее, чем три человека... А здесь... здесь - царит любовь, здесь - покой и мир, здесь - любящая семья, такая дружная, такая тесная... как эти крючки на твоем платье. Дай ей опий,- совершенно забыв об опасности, как и о том, что теперь по всему дому расставлены вражеские сети, и что уши служанки могут в любую минуту уловить непристойный звук, почти простонал он. Одна рука продолжала сжимать Люсиль в крепких объятиях, тогда как вторая пустилась в прерывистое путешествие меж складок ее одежды.- Дай ей опий, сейчас, дай немедленно. В конце концов, я сегодня женился, и я хочу, наконец, свою первую брачную ночь!

Попытка сестры отвлечь Томаса от не главного, но основного предмета их беседы подействовала - хотя  и несколько по-иному, чем на то рассчитывала молодая женщина. Страстное обещание, заключенное ею в напоминании о традиционном чаепитии, он предпочел пропустить мимо ушей.
Брови нетерпеливого любовника сошлись, лицо приобрело капризное выражение; он выпрямился с выражением, яснее ясного говорившим о намерении отомстить за холодность, выказанную в столь неудачный момент, а потому уязвившую особенно жестоко.
Отстранившись от молодой женщины, он вернулся к консоли, на которой лежало брошенное письмо. Сквозняк, тянувшийся от большого окна, низ которого в несколько рядов завален был книгами, заставлял дешевую бумагу шевелиться, словно живое существо, дрожащее от холода.
Двумя пальцами приподняв послание за угол, баронет сделал вид, что перечитывает написанное.

- Хочешь сказать, этот господин может быть уже здесь?- стараясь, чтоб голос, еще недавно исполненной желанием, звучал с заметной холодностью. Бледное лицо, оживленное красными пятнами, стало особенно юным, почти мальчишеским; ревнивая злость и досада сверкали в ясных глазах.
- Ты полагаешь, он мог присутствовать во время венчания? Или может через прислугу допытываться, как идут дела в доме? Может быть, тогда мне стоит быть с мисс Аптон... то есть мадам Шарп... полюбезнее?