CRIMSON PEAK багровый пик

Tom Hiddleston

---

люди видят то, что хотят видеть. а в большинстве случаев — то, что им скажут видеть.
досье

- имя:
Sir Thomas Sharpe, Bt./ сэр Томас Шарп, баронет
- возраст:
21 год (на момент текущей игры)
- раса:
человек
- сторона:
сам по себе; джентльмен, баронет, владелец поместья, изобретатель, убийца
- навыки:
строгое викторианское воспитание, навыки механики, геологии, архитектуры; прекрасный танцор
- артефакты:
магических артефактов, кроме своих голубых глаз, не имеет.
Впрочем, Аллердэйл-холл сам по себе – артефакт; правда, неизвестно насколько магический.человек не меняется на протяжении жизни, он просто становится все больше похожим на самого себя
страницы жизни- биография:
(биография, по согласованию с леди Люсиль, приводится на 1887г.)
Сын сэра Джеймса Уильяма Шарпа и леди Беатрис Шарп, младший ребенок в семье.
Их брак был сделкой, направленной на поддержание поместья – вещь, нередкая для их круга. Взаимное отчуждение родителей распространилось и на детей: ни от отца, ни от матери Томас никогда не видел даже искры любви и тепла. Мать хотела видеть в нем «истинного джентльмена», сэр Джеймс желал только одного: чтоб его наследник соответствовал виду и званию владельца поместья,- а это, в его понимании, означало широкий образ жизни, британские ценности и мужественные забавы, вроде охоты и атлетических игр.
Этим требованиям замкнутый, астеничный мальчик мало соответствовал. Раздражение отца в отношении сына дошло до того, что однажды он чуть не задушил Тома, приговаривая: «Ты мертв. Мои разочарования закончены».
Спасла его Люсиль – единственное живое существо, не считая, быть может, няни Терезы, кто любил и понимал «неудачного» наследника.
Несмотря на разницу в возрасте, между Томом и Люсиль всегда существовала теснейшая связь. Защитница, рассказчица, верная сообщница, единственный друг, а затем и первая женщина – словом, Люсиль стала для юного Томаса даже не матерью; она стала частью его самого.
Тайна была тем, что всегда их объединяло. Сперва это была лишь тайна общего убежища на чердаке, где не было строгих правил и взоров, где измученные дети, страшившиеся равно присутствия отца и его отсутствия, находили убежище. Здесь Люсиль рассказывала ему свои страшные сказки; здесь искало и находило выход их любопытство и жажда жизни; наконец, здесь Том впервые познал разницу между женщиной и мужчиной, и попробовал первую, пусть робкую, но неотразимо пьянящую женскую ласку.
К тому времени их отец был уже мертв. Никто не знал, как случилось, что он слег и зачах, истаял, как воск, несмотря на преданный уход дочери. Тогда сын сэра Джеймса не мог даже подумать, что между его смертью, и внезапно проснувшимися дочерними чувствами Люсиль может быть какая-то связь. Томас и сам в тот момент стоял между жизнью и смертью: во время охоты, к которой отец упрямо старался привить ему вкус, он заблудился, упал с коня, и был найден полуживым, лишь спустя несколько дней. Так и случилось, что они одновременно стояли над краем могилы, отец и сын – и выжил только один.
Эта смерть была великим облегченьем для Тома, как будто от его шеи, наконец, отвели веревку – но она стала началом конца для безбедного существования в Аллердэйл-холл. При жизни сэра Джеймса его деловые связи и торговые предприятия худо-бедно, но поддерживали честь семейства и окупали расходы по содержанию дома,- однако ни у леди Беатрис, ни у Люсиль, ни у двенадцатилетнего баронета не было ни навыков, ни знакомств, чтобы продолжать эти занятия. Дом и рудник – один из источников дохода – начали стремительно приходить в упадок; сперва пришлось отказаться от общества, затем от привычек, свойственных их положению, а затем и от большей части прислуги. Последним звеном стала катастрофа на глинодобывающей шахте, единственном источнике дохода: погибли рабочие, многие из которых были не старше Томаса,- и вид их искалеченных тел, покрытых кровью и пугающе-красной глиной, еще долго заставлял наследника просыпаться с криком в своей постели.
Именно тогда Люсиль и сказала ему, что души людей после смерти превращаются в бабочек и мотыльков. Она все чаще и чаще оставалась с братом на ночь, чтоб уберечь его от кошмаров – и, в конце концов, начала делить с ним не только страхи, но и постель.
Впрочем, недолго. Леди Беатрис, пытавшаяся восполнить недостаток надзора со стороны слуг бесконечным собственным шпионажем, в конце концов раскрыла постыдную тайну своих детей. Решение было столь же стремительным, сколь и чудовищным: не откладывая ни минуты, она решила отправить их к родственникам в разные концы Британии. Однако исполнения своего замысла жестокая мать не увидела: в один прекрасный момент ее нашли в ванной с разрубленным черепом. Люсиль ничего не сказала брату о том, кто был убийцей, но это было и не нужно: кто, кроме нее, верной заступницы, боготворимой сообщницы, мог решиться на это, чтоб подарить им свободу?
Впрочем, ненадолго. Чужие люди, которым не было дела ни до их горя, ни до любви, отняли их друг у друга. Тома отправили к одной из многочисленных дальних родственниц, а Люсиль, казалось, исчезла из этого мира, оставив брата в невыносимом горе и одиночестве.
Впрочем, в какой-то степени жизнь у ненавистной тетушки Флоренс оказалась для Томаса Шарпа полезным уроком. Он научился скрывать свои чувства, научился вести себя в обществе, и из пугливого, как молодой олень, мальчика, превратился в обаятельного молодого джентльмена. Счастливая внешность и романтический ореол, тянущийся из прошлого (одинокий сирота, чьи родители трагическим образом умерли; владелец таинственного поместья), сделали из него предмет постоянного женского любопытства. Юных дев привлекала его скорбная загадочность, дам слегка за… дцать – сиротство и поиски опытной, понимающей души (что он умел при необходимости подчеркнуть); матушкам он нравился за безукоризненные манеры и титул баронета. До поры Том лишь играл с этими качествами, не пытаясь извлечь из них пользы… пока однажды вновь не увидел Её.
Возвращение Люсиль было подобно затмению солнца, шторму, урагану и землетрясению – все это одновременно. Казалось, что мир, доселе похожий на призрак, внезапно обрел живую кровь, дыхание, краски и цвета. Без сестры Томас чувствовал себя, словно бледный цветок, выросший в густой тени, растение, которое сильная рука сорвет по своему произволу; или ему предстоит всю короткую жизнь угасать в ожидании хотя бы луча солнечного света. Он был как судно, паруса которого не наполнял ветер – но обретенье сестры дало ему и воздух, и свет, и несказанное, давно забытое наслаждение.
Но… бурный пыл радости со временем утих, и перед семейством Шарпов встали вполне прозаические вопросы.

- характер:
Отец часто обвинял Томаса в женоподобии, что, конечно же, не является правдой. Разумеется, баронет не является представителем типичного англичанина с его педантичностью, подчиненностью рангу и расписанию – с одной стороны, и умением и любовью напиваться в дрова в компании других достойных джентльменов – с другой.
Он интроверт, сдержанный, внешне спокойный, так что едва ли возможно угадать, испытывает он к вам дружеские чувства, или же проклинает. Но это вовсе не от природной склонности к обману или притворству – напротив, Томас, насколько это допускается правилами приличия, человек искренний и увлекающийся. «Дерево и стекло» - этим термином едва входящего в моду психоанализа его можно описать точнее всего. Внутри он чуток до болезненности, любит музыку и механику, упивается мрачными сказками и может быть до безрассудства отважным и преданным. Но все это раскрывается лишь для тех, к кому он действительно привязан, то есть на данный момент, лишь для сестры Люсиль. Для всех остальных он подчинен образу англичанина, джентльмена и баронета, сквозь который лишь иногда проскальзывает страстное увлечение – механика.
А разве остальные живут не так же: одни – «для своих» и совершенно другие, с надетыми масками и заученными фразами – для всего общества?
В качестве спойлера необходимо заметить, что малейший намек на попытку как-то нарушить или вмешаться в его связь с сестрой, воспринимает как угрозу собственной жизни, подлежащую устранению любыми средствами.

это дар - иметь возможность знать человека так много лет.
заключение- связь:

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

- пробный пост:

Свернутый текст

... Дорога до дома показалась ему бесконечной. Дело было даже не в том, что Томас хромал, припадая на поврежденную ногу, сплевывая кровь из поврежденной губы. До этого мига он был, словно хорошо заведенная кукла, вроде той, что он мастерил для сестры: натянутая пружина, звенящие "пальчики" валов, фарфоровые ручки шевелятся, ротик открывается и закрывается, пока где-то внутри скрытый механизм издавал волшебную мелодию.
Сейчас же пружина бездействовала - завод кончился.
Сейчас он почувствовал и холодный промозглый ветер, обшаривающий его ребра, и мерзкий вкус глины, с холод растаявшего снега, запорошившего его волосы. Он вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, забытым отцом в лесу: вокруг черная ночь, его тело жалобно плачет от боли, и главное - некому распахнуть для него теплые объятия, в которых и радость, и спасение, и все, что только может желать человек.
В эту минуту Люсиль была так же далека от него, как если бы находилась там, наверху, на холодной, недостижимой луне.
О, как хотелось ему сейчас упасть лицом в талый снег и отдаться отвратительным, но таким искушающим объятиям простуженной склизлой зимы.
И все же он шел, хромая, передвигая ноги, как будто они вдруг стали фонарными тумбами, стряхивая с лица налипший снег.
Когда, наконец, над его головой заслонили луну и вознеслись к небесам мрачные контуры Аллердейл-холла, Томас уже думал, что все это только сон. Что он умер и попал в Ад, и теперь вынужден вечно блуждать там, ища милого призрака. В детстве мать часто запугивала его, читая отрывки из библии, или рассказывая, как страшно придется грешникам после смерти; не добавляли радости и притчи слуг, большинство из которых были католиками (давала знать свое близость к Шотландии). Мальчик дрожал от ужаса, стараясь укрыться под одеялом, или же в складках сестриных юбок - но сомнение уже тогда запало в его душу. Как может в аду быть огонь? Огонь, пламя - это тепло, оно согревает сердца, возле камина так приятно болтать, пока не заметят взрослые; огонь жарит еду, согревает воду, он освещает дом.
Нет, ад должен быть другим: бесконечное вязкое болото, пронизывающее холодом, гнилостное и вонючее; оно забивает горло, душит, и не дает пошевелиться. Попасть в ад - значит быть неподвижным, замерзшим, но знать и чувствовать, что это продлится еще долго-предолго. Всегда.
Томасу довелось уже видеть это преддверие Адских врат - в ту самую ночь, когда отец бросил его в лесу, на прощанье хлестнув полными ненависти словами.
И вот теперь, снова. Второй раз.
... Вот только в конце этой дороги его снова ждало тепло. И раскрытые двери кухни, из которой неслись ласкающие слух и сердце звуки. И фигура Люсиль, склонившейся над очагом.
И темнота, накрывшая его с головой.

---